Главная » 2019 Февраль 4 » Остались ли у России ядерные секреты?
05:49 Остались ли у России ядерные секреты? | |
 Президент России и Верховный главнокомандующий высказался за масштабное переоснащение российской армии и флота - в том числе и сил ядерного сдерживания. Это накладывает особую ответственность на ученых и специалистов, работающих в Сарове и Снежинске. Как транслировались новые задачи на деятельность уральского ядерно-оружейного центра, который отмечает в этом году свое шестидесятилетие? В канун отраслевого научно-технического совета эксклюзивное интервью "Российской газете" дал директор РФЯЦ-ВНИИТФ Михаил Железнов. — Не так давно большая группа ученых и специалистов ВНИИТФ отмечена государственными наградами - орденами, медалями, почетными званиями. За что сейчас награждают физиков-ядерщиков, работающих в таких центрах как Снежинск? - В этот раз - за одну из работ, которую мы сдали на вооружение. Институт, как и прежде, работает достаточно производительно. За последние десять лет - около десятка таких "изделий". Это хороший результат для компактного ядерного центра, который, наряду с основной деятельностью, озадачен еще рядом других вопросов - в том числе фундаментальных, общенаучного характера, и общегражданских. — Академик Рыкованов, научный руководитель вашего центра, награжден орденом Александра Невского… - Да, за его вклад в разработку, я бы сказал, не одного, а ряда изделий. С интервалом примерно в год у нас происходили большие сдачи продукции. Два года назад группа сотрудников ВНИИТФ отмечена государственными наградами, и вот сейчас. Это не к юбилею, а за конкретную работу, которую мы сдали в прошлом году. — В кооперации с ракетным центром имени Макеева, что находится рядом с вами, в Миассе? - Нет. В последнее время у нас с ними героических достижений не было. Сейчас ведется такая совместная работа - большая и серьезная. Но до результата надо еще дожить, это несколько лет. Важно, что мы с ГРЦ в постоянном контакте. Мы не утеряли связи с ними, несмотря на то, что находимся в разных ведомствах, и что был период увлечения исключительно твердотопливными носителями. Даже в те годы, когда большинство ориентировалось на МИТ (Московский институт теплотехники, разработчик твердотопливных ракет "Тополь" и "Булава" - А.Е.), мы не прерывали контактов с Миассом. Думаю, что это очень хорошо: нам не с голого старта прыгать, а уже имея совместные наработки… Мода на МИНИ уже прошла? — Тема миниатюризации ядерных зарядов, чем долгие годы выделялся центр на Урале, себя еще не исчерпала? - Миниатюризацией, если понимать под ней сведение к минимуму массогабаритных характеристик ядерного заряда, мы сейчас не занимаемся - исходя из того, что это противоречит действующим международным договоренностям. Как мы видим, в мире не сокращаются, а нарастают террористические угрозы, поэтому заниматься разработкой изделий, которые при определенных обстоятельствах можно скрытно и нелегально перемещать, чревато непредсказуемыми последствиями. Не думаю, что где-то в мире этим совершенно откровенно кто-то занимается... — Мой вопрос не столько про конкретные разработки, а про саму тенденцию. Насколько я понимаю, создание компактных боеприпасов и боезарядов остается важнейшей задачей… - Давайте вернемся к исходным позициям. Мы ведь не автономная научная организация, которая работает в рамках собственных фундаментальных исследований. Мы работаем по определенным заданиям Минобороны и других министерств, с которыми связаны. Мы работаем, исходя из тактико-технических характеристик изделия, которые нам априори заданы. Они, безусловно, увязаны с целью и задачами, которые стоят перед тем или иным изделием. А задачи могут быть разные. Второе важнейшее обстоятельство - носитель. Это самые ключевые вещи: для чего заряд, и как он доставляется. Они задают основу всем дальнейшим действиям - что это будет по габаритам, насколько это тяжелое, объемное и т.д. И поэтому сейчас не ставится цель какие-то миниатюрные вещи делать. Это уже бессмысленно, наверное. Сегодня много других создано образцов, которые локальные задачи успешно решают. — "Атомные" снаряды для танка "Армата" просто фигура речи? Или за этим что-то есть? - В проекте "Армата" мы практически не участвуем. Мы выполнили определенный фрагмент работ по обыкновенному бризантному фугасному изделию. Свой фрагмент выполнили и отдали. — А боеприпасами со специальными взрывчатыми веществами вы занимаетесь? - Мы занимаемся неядерными боеприпасами, целый сегмент у нас есть. И это, если хотите, требование времени. Определенные компетенции, которые были ослаблены или даже утрачены в рамках акционирования предприятий, когда люди увольнялись, а исследовательские работы не проводились в должном объеме, сейчас приходится восстанавливать и развивать. Потому что во всем, что касается взрывчатых веществ, химия очень сложная. И она все время нарастающим итогом идет. С нуля ничего не изобретается. Новые взрывчатые вещества являются развитием предыдущих наработок: что-то изменяется, что-то дополняется. В одних случаях это флегматизаторы, в других - наноматериалы, которые позволяют улучшить требуемые характеристики: метательная способность, дробление и тому подобное. — В музее ВНИИТФ я таких наработок не видел, а у ваших коллег в Сарове они открыто представлены в музейной экспозиции… - Мне сложно это комментировать. Потому что слишком хрупкая грань между основной деятельностью, которой мы занимаемся, и тем, что является для нас сопутствующим - и с точки зрения научной, и с точки зрения практической. Но определенные изделия мы тоже доводим до высокой степени готовности, и они будут выпускаться серийно. Пусть "железо", но с мозгами — Отойдем ненадолго от основной деятельности ВНИИТФ, связанной с исследованиями и разработками в ядерно-оружейной сфере, и поговорим о том, что вы делаете для гражданского применения. - Динамика тут следующая. В 2012-м объем работ по прочей продукции, как мы ее называем, был приблизительно 1,3 миллиарда. Год спустя сделали 2,3. В 2014-м, несмотря на кризисные дела, удалось еще немного приподнять - 2,4 миллиарда. А на этот год ГК "Росатом", как и любая государственная структура, планирует нам от достигнутого - 3,5 миллиарда рублей. Забегать вперед не люблю, но надеюсь, что и эту планку сможем преодолеть. Помимо того, что делаем в рамках своего гособоронзаказа и комплекующих, которые поставляем смежникам под их ГОЗ, мы способны выпускать иной продукции на 5-6 миллиардов в год. Для этого надо еще более основательно заняться математическим моделированием. — Так это же ваш конек - математические расчеты и моделирование… - В основной сфере - да. А на гражданских направлениях с этим пока слабовато. Хотя мы уже в состоянии делать хорошие центры обработки данных, можем оперировать большими массивами информации. Есть определенные успехи в совместной работе с "Газпромом". Например, программные продукты, которые позволяют полностью автоматизировать крупные газотранспортные магистрали. Чтобы всегда и четко понимать, сколько прошло продукта, в каком состоянии оборудование, когда ему требуется ремонт, замещение и т.д. Больших денег на этом пока не научились зарабатывать, но направление активно развиваем. — То есть ваша "прочая" продукция - это не столько "железо", сколько программные разработки? - Пока больше "железо". Мы создали специальную службу, которая отслеживает серьезные конкурсные процедуры и внутри "Росатома", и в других крупных структурах. Уже не первый год участвуем в тендерах "Росэнергоатома". У них конкурсы, как правило, на всю "цепочку": разработать, смонтировать, испытать и сдать в эксплуатацию. То есть там и ОКРовская часть, и кусочек НИР, а дальше - конструирование, изготовление, монтаж на объекте. В этом мы охотно участвуем. — А ядерная медицина в вашей "прочей" деятельности на лидирующие позиции не вышла? - В денежном отношении это всего десятки миллионов рублей. — Включая Центр нейтронной терапии и производство радиофармпрепаратов? - Работает и приносит стабильный доход только Центр нейтронной терапии. Производство радиофармпрепаратов на сегодняшний момент смонтировано, прошло все сертификационные процедуры и пробные пуски. Если просто завод радиофармпрепаратов - это короткоживущие изотопы. Екатеринбург, Челябинск - туда можно доставить. Но и только. А правильней было бы не только производить изотопы, но и оказывать услугу по сканированию. — И что же мешает? - Нужен ПЭТ-сканер. Для решения этой задачи уже создано совместное предприятие с горкорпорацией "Росатом". ВНИИТФ в качестве своих 25 процентов вносит технологии и наработки по нейтронной терапии, по производству изотопов, обеспечивает работоспособность оборудования, обслуживает его и сдает в аренду этому предприятию завод радиофармпрепаратов. А корпорация "Росатом", получающая пакет в 75 процентов, приобретает сканер, договаривается с ФМБА о предоставлении этой медицинской услуги населению и организует весь бизнес. Проект согласован с администрацией Челябинской области и получил поддержку губернатора. В перспективе видим создание у нас в Снежинске специализированного центра ионной терапии. Курочка по зернышку клюет — А суперкомпьютеры "Зубр", которые у вас разработаны, пользуются спросом? - Три "Зубра" уже продали. Причем все три - разные. Одну машину с изначально заявленной мощностью 10 терафлопс по желанию заказчика довели почти до ста, другую даже выше, и одну продали небольшую. Пока так. Еще одна работающая у нас самих. — Продали заказчикам за их же деньги? Или была какая-то программа - выделялись бюджетные средства, и вы в счет этого поставили три машины в какие-то государственные учреждения? Тут бизнес реально возможен? - Мы не бизнесу продали. Продали оборонным предприятиям, которым это было нужно. Но не просто поставили как дорогой шкаф, а своими силами проводим обслуживание, чтобы поддерживать работоспособность. — Вы еще и лазерами занимаетесь? - Это крупное направление. Какая-то часть нашей лазерной продукции поставлена на серийное производство, хотя может быть малыми партиями. В частности, дальномеры, целеуказатели, другие изделия с оборонным или гражданским применением. А кроме того обеспечиваем комплектующими своих партнеров, в том числе наших коллег в Сарове. Планируем, что это направление через год-другой приблизится по доходам к миллиарду рублей и даже превзойдет его... — А ваши "взрывчатые" поставки - детонирующие шнуры, перфораторы - сопоставимы с лазерными? - Всякий миллиард, как известно, состоит из сотен миллионов, а каждая сотня - из определенного количества миллионов. Шнуры - это 20-30, иногда 40 миллионов. Иногда всего 10. Год на год не приходится… Взрывчатые составы внутри перфораторов - одна часть денег. Сварка взрывом - другая. Исследования для родственных предприятий, которые мы в газодинамическом отделении делаем - третья часть доходов. А все вместе - совокупность доходов, между собою связанных. Заранее трудно предсказать, какое направление сколько денег принесет. — Но курочка по зернышку клюет. И те, кто кур разводит, в свое время неплохо отзывались о созданной у вас с Снежинске яйцесортировальной машине. Это был, насколько понимаю, один из первых конверсионных проектов. Такие машины по-прежнему выпускаете? - Серийно уже нет. Но мы поддерживаем ЗИП для 120-130 работающих ныне машин - из тех полутора сотен, что были выпущены в Снежинске. Хотя неожиданные заказы продолжают поступать. В этом году уже два - от тех, у кого эти машины поизносились, но еще работают. Хотят купить новые, причем именно у нас. И мы не смеем отказать. Хотя те десять человек, которые у нас на этом направлении были обособлены, распределены уже по другим подразделениям института. — Я не понял: вы станете выполнять эти два единичных заказа? Себе в убыток?! - Они не убыточные. Это первые машины трудно было делать. А потом все наладилось. У нас есть отдельное подразделение, которое исполнит это как дополнительную хоздоговорную работу. ЗАТО удобнее в тандеме — Директором РФЯЦ - ВНИИТФ вы назначены три года назад. Ваш предшественник в этой должности академик Георгий Рыкованов никуда не ушел, а лишь сосредоточился на обязанностях научного руководителя и работает рядом. Это раздвоение в руководстве ядерного центра - мера временная или, напротив, восстановление привычного статус-кво? - Скажу так: за шестьдесят лет истории нашего ядерного центра, были лишь непродолжительные промежутки времени, когда один человек совмещал должности директора и научного руководителя. То, что имеет место сейчас, это исторически сложившаяся и оправдавшая себя схема управления крупным научно-производственным коллективом. Когда один человек занимается общехозяйственными делами, организацией работ, выполнением производственных планов и т.д., а другой может полностью сосредоточиться на научном направлении, на развитии научной деятельности, на экспериментальных и прочих моментах жизни коллектива - это очень даже неплохо. Хозяйственная деятельность отнимает массу времени. И сочетать ее с научной работой очень непросто. А при нынешней схеме у научного руководителя известная свобода рук, и весь коллектив в его научном ведении. При этом он не отвлекается на злободневные хлопоты - обеспечение энергетикой, материалами, не обязан постоянно контролировать сроки изготовления тех или иных комплектующих. Остается больше времени для собственно научной работы, на общение с теоретиками, конструкторами. А опыт, навыки, знания, которыми обладает научный руководитель, и то, что есть в багаже директора, объединяются и дают синергетический эффект. — Как выстраиваются личные отношения в руководящем тандеме? - Мы общаемся очень ровно, аккуратно друг с другом. Я стараюсь не мешать в принятии решений по научной деятельности. Георгий Николаевич полностью поддерживает меня в принятии хозяйственных решений, если я обращаюсь к нему за советом по тем или иным вопросам. У него огромный опыт. К тому же мы давно знакомы, я работал его заместителем семь с лишним лет, характеры уже притерлись. И в тот период, когда я временно уходил из института - работал в городе, мы всегда сохраняли и поддерживали личные контакты. — Пойти в 2005 году на выборы главы Снежинска было вашим личным решением? - И да, и нет. Для себя я называл это внутренней командировкой. Передо мной была задача урегулировать, восстановить и настроить на позитив взаимоотношения тогдашнего Снежинска, его администрации с градообразующим предприятием. Если хотите - вернуть на грешную землю руководство ЗАТО и тех, кто под его оффшорным зонтиком пытался ловить сомнительную удачу. Манна небесная больше не просыплется - надо самим рукава закатать. И помнить: город создавался для того, чтобы здесь работал ядерный центр. А в ядерном центре должны понимать и, в свою очередь, ценить труд людей, которые работают в городских структурах. Это тоже работа, и работа тяжелая, часто - неблагодарная ради того, чтобы сотрудники ядерного центра были обеспечены всем необходимым: садиками, школами, яслями, социумом, нормальными чистыми дорожками и так далее. — А было не так? - По-разному было. Если ВНИИТФ отмахивается от городских проблем, уходит в себя, эти проблемы к нам и возвращаются. И если город начинает вставать в позу, говорить, что ядерный центр - это "одно из" предприятий, расположенных на территории ЗАТО, то и сам постепенно умирает. Все связано…На мой взгляд, за последние десять лет сложились и поддерживаются достойные и уважительные, даже я бы сказал, творческие взаимоотношения между муниципалитетом и ядерным центром. Что очень важно - это способствуют нормальному микроклимату внутри города в целом. В такой обстановке просто стыдно работать спустя рукава. И правоохранительные структуры, и коммунальные службы, и здравоохранение начинают действовать во благо всех. Ведь закрытый город - это маленький мир. Если кто-то не успел вовремя пропуск выписать или нарочно про это забыл, у предпринимателей бизнес начинает рушиться. Не дали вовремя тепло в садики, дети заболели - значит, мамы на работу не ходят. И там уже затор. Некуда детей после школы определить - сократили спортивные секции, кружки, дополнительное образование, что-то еще с этим связанное - значит, кто-то побежит с работы детьми заниматься… Сотрудники института пришли с работы домой - там должно быть тепло, должны быть в шаговой доступности магазин, тренажерный зал, парк, сквер, возможность с удочкой на озере посидеть, в зимнее время на лыжах прокатиться. Если каждый на своем месте работает так, как нашими дедами и отцами задумывалось в закрытом городе, тогда все нормально. И наш закрытый город становится открытым - для приезда детей на соревнования, ученых - на конференции. — Сколько человек живет сейчас в Снежинске? - По последним данным - 51 тысяча. И две тысячи ежедневно приезжают в город на работу. Они не являются жителями города. Но они обеспечивают социум, выполняют какие-то работы вместе с ядерным центром или по его заказу, ведут строительство, ремонт. Рождены, чтобы встретиться — Указ Президиума Верховного Совета РСФСР об образовании в Челябинской области города Снежинска (в ту пору совершенно секретного) издан 23 мая 1957 года - за три недели до вашего рождения. Когда и как вы тут оказались? - В 1976-м. В 19 лет приехал сюда на работу - техником-исследователем специзделий. — А когда и при каких обстоятельствах вы в первый раз узнали о существовании такого города? Михаил Железнов: На год раньше, когда специалист кадровой службы приехал к нам в Дзержинск. Я там родился, вырос и поступил в техникум имени Красной Армии на факультет производства изделий взрывчатых веществ. — Приехали, позвали - и вы сразу согласились? А родители, ваши преподаватели в техникуме об этом месте ничего не знали? - Отец какой-то период времени был на работах по ликвидации Кыштымской аварии 1957 года (взрыв резервуара с высокоактивными отходами на комбинате "Маяк" - А.Е.) Конечно, он не представлял подробностей, но говорил, если это Челябинск-40 - это очень плохо. А так как мне назвали другой адрес - Челябинск-70, он был в смущении. На поверку оказалось, что и Челябинск-40, нынешний Озерск, не страшен… — А Челябинск-70, вернувший теперь изначальное имя Снежинск, стал для вас судьбой? Михаил Железнов: Наверное, так. У меня практически никого не осталось на нижегородской земле, одна тетя с племянницей. А Урал - это уже вся жизнь. Отсюда я поступал в МИФИ. Здесь, в Уральском политехническом, получал второе высшее, когда почувствовал, что не хватает экономических знаний. Я работал тогда еще мастером, и это было направление от ядерного центра. В Снежинске образовалась моя семья и родились два наших сына. Старший выбрал МГУ, факультет вычислительной математики и кибернетики, параллельно получил экономическое образование, защитил кандидатскую, сейчас работает в Москве заместителем директора ВНИИА. Младший сын закончил Финансовую академию при правительстве РФ и работает у нас в институте. — Чувствуется - целеустремленные ребята… - У нас это семейное. Супруга тоже отработала в ядерном центре большой период времени. Мы все в отрасли. Одной зарплатой людей не удержать — Выступая в Госдуме с обоснованием идеи ракетно-космической госкорпорации (по типу ГК "Росатом") вице-премьер и глава ВПК Дмитрий Рогозин похвалил атомщиков за достойный уровень оплаты труда. Какая у вас в центре сейчас зарплата? - Средняя по институту - 50 тысяч. Есть люди, которые еще получают определенную поддержку государства в виде субсидий. С такими субсидиями - 60 тысяч. На рабочих должностях, например, станочники на заводе, получают от 30-40 до 80 тысяч. Все зависит от квалификации, того технологического передела, на котором они работают, наличия профвредности. На отдельных участках у нас работают сверхурочно, в выходные дни. Мы вынуждены это делать, потому что людей не хватает. — Насколько отличаются между собой оплата труда ведущих специалистов, первых лиц в руководстве ядерного центра и зарплата в базовом звене - на инженерно-технических и рабочих должностях? - Людей, которые получают большие деньги, у нас не очень много. Как и тех, кто получает минимальные 14-15 тысяч. У нас децимальный коэффициент - 5,3. В Сарове, насколько я знаю, такой же. В московском ВНИИА - пять. У нас, когда я пришел, был коэффициент 7. Но все эти годы мы "низ" поднимали, а "верх" сдерживали. — Следите за этим? - Да, считаю, что это принципиально. Договаривались так: повышаем на 6 процентов всем кроме заместителей директора. Локальные решения по отдельным категориям сотрудников я принимал единолично. Допустим, физикам-теоретикам увеличили зарплату. Хотя научный руководитель меня критиковал, говорил "физик должен быть голодным". А мне кажется, надо сделать все, чтобы думающий специалист думал о деле, а не поглядывал на часы в окончании рабочего дня. Повторюсь: отдельным руководителям - и специалистам, и главным специалистам, и научным сотрудникам - установили надбавки дополнительные в 30, 50, 70 тысяч рублей. Это не носит массовый характер. Что касается нас Георгием Рыковановым, то мы на контракте с госкорпорацией - живем в пределах того, что нам назначат. И это нормально. Мы давно уже работаем не только за деньги. У нас нет таких людей, которые делают эйфорию из заработков. — Это да, но когда не хватает на самое необходимое... - Тут я согласен. У нас сейчас самая маленькая зарплата - 14 тысяч - у уборщицы. Хорошо это или плохо? Конечно, плохо. Мой коллега из Сарова Валентин Ефимович Костюков периодически говорит, что не должно быть на наших предприятиях людей, получающих меньше 20 тысяч рублей. Это самый минимум, чтобы человеку хватало на еду, коммунальные услуги, одежду. Нельзя меньше платить. Мы пока еще не дошли до того, чтобы это обеспечить. Хотя мы движемся, несмотря на кризисы, каждый год на 5-6 процентов повышаем заработную плату. В этом году, к юбилею, подняли на 6 процентов. Под конец года, надеюсь, будут существенные бонусные выплаты для коллектива. Если, конечно, выполним основные задачи и обеспечим те самые 3,5 миллиарда от "прочей" продукции. — Как выживали в лихие 90-е? - В последний год, когда директором нашего центра был Владимир Зиновьевич Нечай, я работал у него помощником. — И трагедия, о которой много писали, случилась у вас на глазах? - По существу да. Мы видели, как было ему тяжело. Казалось, что все рушится, уходит в мир иной. Поступок Владимира Зиновьевича (30 октября 1996 года застрелился в рабочем кабинете - А.Е.) говорит очень о многом. Он был человеком совестливым. Я помню, как после приемов по личным вопросам, он ложился на маленький диванчик и час лежал без движения. Очень сильно переживал. Когда невозможно было зарплату выплатить. Когда то и дело возникали другие сложности: аресты счетов, Пенсионный фонд, долги за электроэнергию, за потребленные материалы и т.д. Порой до анекдотов доходило. Был, например, такой. Звонит из Москвы министр - Виктор Никитович Михайлов: слушай, Владимир Зиновьевич, у нас с деньгами совсем плохо, но есть несколько вагонов сахара. Может, в счет зарплаты вам направить? А Нечай в ответ: "Да, да, прицепи еще вагон дрожжей. Мы тут в Синаре брагу поставим…" Доходило до того, что хлеб чуть ли не по карточкам раздавали, взаимозачетами занимались какими-то дурацкими. Сдерживали коллектив от массовых манифестаций, и, в то же время, направляли людей в Москву, чтобы донести до руководства страны наши проблемы. После Нечая, когда директором и научным руководителем в одном лице стал Евгений Николаевич Аврорин, принимались, например, такие решения: если зарплату не можем выплатить, платим аванс, но всем одинаковый, даже начальству. Причем, начальство получало в последнюю очередь. Это было честно. Зарплата была очень маленькая - и у коллектива, и у начальников. Даже в тех условиях жили нормально, дружно. И коллектив не разрушился. Потом, когда дела чуть-чуть выправились, солидарно постановили: 10 процентов с каждой полученной, заработанной суммы направляем на материалы. Потому что не может коллектив просто жить зарплатой и ничего не делать… Только факты Более половины ядерных боеприпасов, переданных в войска и стоящих на вооружении российской армии сейчас, разработаны коллективом РФЯЦ-ВНИИТФ. Подводные силы ВМФ России оснащены ядерными боезарядами только уральской разработки. РФЯЦ-ВНИИТФ полностью обеспечил потребности ВВС нашей страны высокоэффективными образцами ядерных авиабомб. И только здесь были созданы ядерные боеприпасы для артиллерийских и минометных систем. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |